Итак, заручившись «всеобщим признанием», самозванка – если она действительно была таковой, – наверное, могла бы попытаться продолжить ратный путь Жанны

Итак, заручившись «всеобщим признанием», самозванка – если она действительно была таковой, – наверное, могла бы попытаться продолжить ратный путь Жанны. Ведь подобная мистификация, хотя и чреватая опасностью разоблачения, сулила ей великую славу.
Было бы вполне понятно, если бы авантюристка стала разъезжать по городам и весям королевства и объявлять: «Это я, Жанна, Французская Дева». По логике, это должно было принести ей не только честь, но и всевозможные выгоды. А неизвестная попросту выходит замуж. И не нужно ей никаких странствий, побед, почёта, даров в знак особого признания от городов и деревень.
Возможно, истина в том, что этот брак и сам по себе был для самозванки большой удачей: действительно, могла ли желать лучшей доли девица, тем более если она на самом деле была отнюдь не знатного рода? Допустим. В таком случае графиня Армуазская, достигнув своих корыстных целей, могла бы преспокойно почивать на лаврах, «отказавшись от новых дерзких шагов, чреватых для неё разоблачением». Но что делает она? Она отправляет посланников с письмами в Орлеан и к королю, а затем и сама является в город, где все её хорошо знали и помнили.
«Если бы она не была Жанной, пишут некоторые историки, её поведение было бы не только опрометчивым, но и безумным… Ведь в Орлеане всякий мог её разоблачить – и люди, дававшие кров настоящей Жанне, и местная знать, и её родная мать Изабелла Роме».
И напротив, если бы она была настоящей Жанной, ей непременно следовало бы предпринять это паломничество. «Ведь именно в Орлеане она получила всеобщее признание как героиня; именно в этом городе одержала она свою первую победу, за которой последовали и другие; Орлеан стал колыбелью её славы: в Орлеане её признали полководцем и главнокомандующей королевской армией; наконец, в Орлеане жила её мать».
Но главным доводом защитников графини Армуазской является отношение к ней её супруга и его родственников.
Чем объяснить тот факт, что Робер Армуазский никогда не пытался изобличить Лжежанну, если та и вправду думала его провести? Как объяснить, что ни сам он, ни кто-либо из его родственников не убрал со стены родового замка герб, прославляющий самозванку?
Жан Гримо, последний из сторонников гипотезы о том, что графиня Армуазская была не кем иным, как Жанной д’Арк, писал: «Отношение Робера Армуазского и всей его родни, хорошо известной в Лотарингии, дары, преподнесённые братьям дю Ли, посланникам графини Армуазской, высокие почести, которыми их удостоили, и невозможность массовой галлюцинации у жителей Орлеана – все эти бесспорные факты опровергают точку зрения тех, кто считает Жанну Армуазскую самозванкой.